КРЕДО ПИЛАТА
Карел Чапек
1920
КРЕДО ПИЛАТА
И ответил Иисус: Для того я пришел, чтобы засвидетельствовать правду: каждый, кто в правде, услышит мой голос.
На что ему Пилат: А что есть правда?
Сказав это, он вышел к иудеям и сказал им: Не нахожу я на нем вины.
Евангелие св. Иоанна, 18, 37 – 38.
К вечеру один уважаемый в городе мужчина, по имени Иосиф Ариматейский, который был учеником Христа, к Пилату и просил его отдать ему тело Иисуса.
Пилат позволили и сказал: - Был он распят без вины.
- Ты сам отдал его на смерть, - заметил Иосиф.
- Да, отдал, - ответил Пилат, - и люди думают, что сделал я это из страха перед немногочисленными крикунами с их предводителем. Да послать к ним пять стражников и они бы умолкли. Но речь не о том, Иосиф Ариматейский…
Не о том речь, - добавил чуть позже. – Когда я с ним говорил, то думал о том, что в скором времени его ученики будут распинать других. Во имя его имени, во имя его правды будут распинать и мучить других, убивать ради правды и поднимать над толпой других вождей. Это человек говорил о правде. А что есть правда?
Вы все же чудной народ, очень много вы говорите. Среди вас одни фарисеи, пророки, спасители и другие сектанты. И каждый, кто выйдет с правдой, запрещает все прочие правды. Так, как если бы столяр, который сделает новый стул, запрещал бы садиться на другие стулья, который были сделаны до него. Как будто тем, что он сделал новый стул, он разрушил все старые стулья. Конечно, может быть, что новый стул лучше, привлекательнее и удобнее остальных, но почему же везде и всюду усталый человек не может присесть на любой самый плохой, полуразваленный стул или каменную скамью? Он устал, он выбился из сил, ему нужен отдых, а тут вы его силой пытаетесь стащить с места, где присел, и заставить присесть на тот ваш стул. Не понимаю я вас, Иосиф.
- Правда, - возразил Иосиф Ариматейский, - совсем не то, что стул и отдых на нем. Она скорее приказ, в котором говорится: иди туда или туда, сделай то или другое, порази врага, овладей городом, накажи предательство и тому подобное. И тот, кто не послушается, тот – предатель и враг. Вот так обстоит дело с правдой.
- Ах, Иосиф, - сказал Пилат, - ты же знаешь, что я солдат и большую часть жизни провел среди солдат. Я всегда исполнял приказы, но вовсе не потому, что в них была правда. Правдой было то, что я бывал усталым или испытывал жажду, что я стремился к матери или к славе, что вот это солдат как раз думает о своей жене, а другой о своем поле или упряжке. Правдой было то, что, если бы не приказ, никто из этих солдат не пошел бы убивать других людей, которые были также усталыми и несчастными. И что тогда есть правда? Верю, что я с правдой, если думаю о солдатах, а не только о приказе.
- Правда не приказ командира, - ответил Иосиф Ариматейский, - а приказ рассудка. Ты же видишь, что эта колонная белая, и если бы я утверждал, что она черная, то это противоречило бы твоему рассудку, и ты бы не разрешил мне так думать.
- А почему нет? – сказал Пилат. – Я бы решил, что ты очень несчастен и подавлен, если для тебя эта колонна черная, я бы попытался встряхнуть тебя, в любом случае я бы к тебе отнесся с большим вниманием, чем раньше. А если бы это была просто твоя ошибка, я бы сказал, что в этой твоей ошибке так же много твоей души, как и в твоей правде.
- Не бывает моей правды, - возразил Иосиф Ариматейский. – Есть только одна единственная правда для всех.
- И какая же это правда?
- Та, в которую верю.
- Вот видишь, - медленно проговорил Пилат. – Это и есть та самая твоя правда. Вы просто как дети малые, которые верят в то, что мир кончается за тем горизонтом, который они видят, а за ним уже ничего и нет. Мир огромен, Иосиф, и в нем есть место для многого. Думаю, что в реальности также есть место для многих правд. Вот прикинь, я чужой в этой стране, моя родина далеко за горизонтом, но не могу сказать, что эта страна неправильная. Настолько же чужда для меня и наука этого вашего Христа, но я не могу утверждать, что она неправильная. Я так думаю, Иосиф, что все страны правильные, и мир должен быть ужасно большим, чтобы все они вместились в нем вместе и рядом друг с другом. Если бы Аравия возникла на месте моей страны, это было бы, конечно, не слишком правильно. Точно также это и правдами. Мир должен был быть сделан таким огромным, разным и свободным, что в него могли войти все различные правды. И я думаю, Иосиф, что он такой и есть. Если ты поднимешься на очень высокую гору, то увидишь, что то, что ниже, сливается и превращается во что-то однообразное. С определенной высоты и правды сливаются. Человек ведь не может, да и не живет на вершине горы, ему надо видеть вблизи свой дом или свое поле, которые полны своих правд, своих вещей, потому, что именно там его место и работа. Иногда он поглядывает на горы или на небеса и говорит себе, что при взгляде с этих высот его правды и его вещи конечно видны и ничего из них не украдено, только сливаются они с чем-то большим, что уже ему не принадлежит. Понимать такую широту и глубину мира и при этом возделывать свое поле – это близко к божественному. И я думаю, что Бог Отец этого человека и правда где-то есть, но он отлично ладит и с Аполлоном и другими богами. Они все отчасти близкие соседи. Пойми, в небе так много места, что это невозможно себе представить. И я рад, что есть место и для Бога Отца.
- Ты не горячий и не холодный, - произнес Иосиф Ариматейский, поднимаясь. – Ты просто ни то ни сё.
- Это не так, ответил Пилат. – Я верю, верю, настойчиво верю, что правда есть и что человек ее открывает. Было бы неправильно думать, что правда существует для того, чтобы человек ее не познал. Он познает ее, да, но кто это он? Я? Ты? Или может быть всякий? Я верю, что в этом познании есть доля каждого, и того, кто говорит «да», и того, кто говорит «нет». Если они двое объединились и поняли бы один другого, то в результате появилась полная правда. «Да» и «нет» невозможно объединить, но люди-то всегда могут объединиться, правды всегда больше в людях, чем в словах. Я больше понимаю людей, чем их правды, но и в этом присутствует вера, Иосиф Ариматейский, и для этого нужно вдохновение и выдержка. Я верю. Просто-напросто безошибочно верю. Но что же это такое, правда?